Короли Италии (888–862 гг.) - Джина Фазоли

Но эти события положили конец не только серии приключений Анскаридов. Суровый Адальберт оказался последним героем в истории королей Италии.

Итальянцы сочинили насмешливую песенку (cantilena) о нем, о его похождениях, о его былом величии и о его падении:

Ну же, ну же, Адальберт, поднявшийся выше небес,не знал ты бедности и несчастий, кто ты был и кто ты есть.Грядет король Оттон, правитель нашего народа,…………………………………………Тебе, Адальберт, остается убраться в лес, а Оттону — вся слава и честь.

Хотя итальянцы и сложили эту дерзкую песенку, они, сами того не замечая, восхищались упорством и силой духа Адальберта. Память о его приключениях и странствиях жила еще долго, и в фольклорной традиции его черты сливаются с образом Адальгиза, последнего короля лангобардов, который, так же как и Адальберт, продолжал сражаться, когда все уже было потеряно[37].

Адальберт — как и Адальгиз — рвался в бой из честолюбия, желая сохранить королевство. За ним пошли те немногие амбициозные неудачники, которые не успели вовремя перейти на сторону противника. Все остальные, обеспечив себе доходные места при новом государе, тихо и мирно приспособились к универсальной концепции средневековой империи.

VIII. ЛЮДИ И ИНСТИТУТЫ

Гвидо, Ламберт и Гуго. — Столица. — Графы дворца и маркграфы. — Советники. — Королевская ассамблея. — Пожалования и привилегии: имущество короны и частные владения. — Королевская администрация. — Войско. — Международные отношения. — Придворная жизнь и культура. — «Бургундцы»: графы, маркграфы, королевские судьи, канцлеры и архиканцлеры, епископы и аббаты. — Заключение.

Самыми яркими личностями из всех королей и императоров, которые оказывались на итальянском престоле, без сомнения, можно назвать Гвидо, Ламберта и Гуго. В своем правлении они руководствовались собственными амбициями, но их действия не были продиктованы малодушными или мелочными мотивами. Восприняв традиции лучших монархов из династии Каролингов, они решали поставленные проблемы в духе своего времени и с одобрения окружавших их сторонников.

На долю Гвидо и Ламберта выпали слишком недолгие и бурные годы правления, поэтому они не успели насладиться плодами своей государственной деятельности. Гвидо оставался на троне пять лет, Ламберт не правил и двух. Получить ощутимые результаты удалось только Гуго. Он понимал, что обладание королевским титулом сопряжено с огромной ответственностью, и поэтому использовал любые возможности для установления прочих дипломатических отношений с соседними странами и поддерживал их в соответствии с принципом равенства. Он ощущал необходимость контроля над феодальной иерархией и ее жесткого подчинения королевской власти. Он чувствовал, что нужно поддерживать государственные институты и бороться с расхищением государственного имущества и посягательствами на права короны. Для решения этих задач Гуго использовал все средства и всех людей, которые оказывались в его распоряжении.

В какой-то момент, с 940 по 942 год, он как будто бы справился со всеми трудностями, которые не смогли преодолеть его предшественники: была проведена реформа государственного устройства, была налажена работа аппарата управления, центром которого вновь стал королевский дворец, поднятый из руин. В стране установился порядок. Вся лангобардская Италия подчинялась его власти. Гуго лично осуществлял руководство страной с севера Апеннин и передал часть полномочий своему сыну Губерту, который обосновался на юге. Многие из тех, кто организовывал против короля заговоры и сражался на стороне Беренгария, Людовика, Рудольфа, уже умерли или уступили свои места другим людям. Новое политическое окружение, менее беспокойное и ожесточенное, было не слишком расположено к политическим авантюрам.

Место на троне с Гуго делил стоявший на пороге совершеннолетия Лотарь, которого все признавали его будущим наследником. Рим отказал Гуго в императорском титуле, но Византийская империя — самая могущественная военная и политическая держава того времени — оказала королю поддержку в борьбе с сарацинами. Византийцы просили у Гуго дочь, чтобы сделать ее императрицей.

Пришлось бы обратиться к эпохе Людовика II в поисках времени, когда государство наслаждалось такой же стабильностью во внутренней политике и пользовалось таким же авторитетом на международной арене. Но как раз тогда, когда Гуго уже практически добился поставленной цели, его политический режим пошатнулся.

Беренгарий сбежал за границу и заявил о своих намерениях вернуться в Италию, чтобы освободить ее от «тирании»: этого оказалось достаточно, чтобы все рухнуло.

Светские феодалы и представители духовенства ничуть не изменились, хотя вот уже 20 лет не проявляли никакого волнения. При этом они не могли простить королю суровости в проявлении королевских полномочий, жесткого управления, несогласия с их многочисленными прерогативами и возраставшим могуществом. Верными королю не остались и горожане (cives). Они никогда не теряли права участвовать в управлении государством (civitas), доблестно откликнулись на призыв сразиться с венграми[1], но тоже затаили злобу на Гуго и чего-то ждали от Беренгария. Не иначе, они надеялись, что он вернет им исконные права: свободу собраний, возможность участвовать в выборах и утверждении епископа, — а также облегчит налоговое бремя. Но Беренгарий смог удержаться на плаву лишь потому, что использовал позаимствованные у Гуго методы правления. В свою очередь их с успехом применил Оттон Саксонский.

Со времен Карла Великого королевская администрация находилась во дворце (palatium) в Павии, и руководство в ней осуществляли граф дворца (cornes palatii) и камерарий (camerarius). Восстановление королевского дворца, пострадавшего во время пожара 924 года, сопровождалось переустройством административных служб. Королевская палата, дворцовый суд возобновили свою работу, и Павия действительно превратилась в столицу королевства (caput regni)[2].

Город, который в 928 году венгры предали огню, был восстановлен в начале правления Гуго. Его обнесли новой, более широкой крепостной стеной. Епископы и аббаты крупных монастырей, которые часто приезжали в столицу по своим делам, строили и перестраивали свои celle, curtes церкви, посвященные святому покровителю, резиденции, где епископ или аббат останавливались в столице. Celle и curtes получали название от резиденции епископа или аббата, который построил их — церковь святого Амвросия, церковь Евсевия de curte Vercellina и т. д. Таким образом, в какой-то мере столичные строения являлись символическим отображением государства[3].

Самым высокопоставленным сановником в Итальянском королевстве был граф дворца, но со времен первых королей сохранилось очень мало имен людей, которые занимали эту должность. До нас дошли сведения только об одном графе дворца — о графе Манфреде Миланском, который сохранил свою должность и при Гвидо, и при Арнульфе (в 894 г.). После того как он заплатил жизнью за свою вторую измену в 895–896 годах, при Ламберте, графом дворца стал Ансельм. При Беренгарии I эту должность занимали Сигифред и Ольдерих, и оба плохо кончили. От двух периодов пребывания у власти Людовика Прованского сохранилось упоминание об одном графе дворца, уже упомянутом Сигифреде, а имена людей, занимавших этот пост при Рудольфе, не сохранились.

Длинный и, возможно, полный список людей, занимавших должность графа дворца, сохранился со времен правления Гуго и Лотаря: Гильберт, Сансон, Сарилон, Губерт, Ланфранк. Однако с приходом к власти Беренгария II список вновь прерывается. Общеизвестным фактом является то, что в основные обязанности графа дворца входило руководство королевским трибуналом, который управлял судебными органами всего государства, контролировал суды на местах, осуществлял высшее руководство над дворцовой правовой палатой, назначал судей и писцов, защитников (advocati){25} церквей и монастырей, опекунов вдовам и сиротам. Он исполнял свои обязанности в королевском дворце в Павии или же ездил по стране в сопровождении королевских судей и писцов.

В королевствах каролингской и посткаролингской эпохи графы дворца, помимо всего остального, выполняли важные руководящие функции управления государством, но вряд ли Гуго, столь недоверчивый и осторожный, предоставил бы своим графам дворца свободу действий[4].

Гораздо большей свободой и автономией пользовались маркграфы, находившиеся вдали от столицы и от королевского надзора. Этой автономией не пользовались только те, кто передавал маркграфство по наследству от отца к сыну, считая ее независимым княжеством. Заметим, например, что уже в самом начале правления Гуго Вьеннского Винкерий, маркграф Истрийский, стал главным действующим лицом весьма показательного эпизода. В 933 году венецианцы совершили на территории, подпадавшей под его юрисдикцию, проступок, который, по его мнению, ущемлял его права как правителя. Принятые Винкерием по этому поводу меры шли вразрез с привилегиями, которые Гуго предоставил венецианцам в 927 году: конфискация имущества у венецианцев и у патриарха Градо, а также у епископов Торчелло и Оливоло, вовлеченных в это дело, захват кораблей, налоговый произвол и даже убийства — все это закончилось тем, что венецианский дож запретил жителям Венеции торговать с Истрией. Эта мера повлекла за собой столь серьезные последствия, что маркграф Винкерий обратился к посредничеству патриарха Градо для заключения мира.